Воля к жизни

Нам повезло встретиться с удивительной женщиной, ленинградкой, пережившей блокаду, Еленой Николаевной Довгялло. Ее рассказ не оставил равнодушным никого из присутствующих на встрече. Мы слушали, затаив дыхание…

В 1941 году Елена Николаевна... нет, тогда еще просто Лена, окончила всего девять классов и очень хотела учиться в десятом… Но этому не суждено было случиться.
День 22 июня она помнит до мелочей: как читала книгу Майн Рида, телефонный звонок соседки, как потом пошла на Невский… И уже там поняла, что что-то не так. Толпа людей стояла у репродуктора, все что-то слушали. Лена подошла ближе. Да, теперь она поняла, почему у всех такие встревоженные лица. По радио выступал Молотов, говорил, что на СССР напала фашистская Германия, что началась Великая Отечественная война, и что в Ленинграде объявляется военное положение. Что такое военное положение, Лена не знала, но в сердце поселилась тревога. Она вернулась домой. И вовремя. Пришла мама, уже в военной форме - у врачей был запас первой очереди. Лена осталась одна.

Первым её желанием было тоже идти на войну, но не взяли, сказали: "Мала ещё". Поэтому пришлось остаться в городе. В Ленинграде было установлено круглосуточное дежурство на крышах - боялись, что немцы начнут сбрасывать на город бомбы, обстреливать. Поднимали аэростаты-заграждения, чтобы самолеты не могли опускаться низко и расстреливать людей. И все это приходилось делать девушкам и женщинам - мужчины были на фронте.

Лето было относительно спокойным. Но ленинградцы все равно дежурили на крышах. Немецкие самолеты рисовали в небе фашистскую свастику. Но пока не стреляли.
Они летали круглые сутки, и днем и ночью - в точно определенное время. А семнадцатилетним девчонкам, дежурившим на крыше, это зрелище казалось захватывающим. Они с восхищением глядели на темное ночное небо, освещенное прожекторами, которые ловили самолёты, на разноцветные трассирующие пули, летящие со всех сторон к этим самолетам. Да, со стороны это выглядело великолепно.

Но восторг продлился недолго. Скоро немцы начали сбрасывать на город зажигательные бомбы. Если такую бомбу сразу не сбросить с крыши, то она расплавит крышу, упадет вниз и там все загорится. У дежурных была задача - сбрасывать бомбы с крыши и засыпать огонь песком.

Первая бомба упала на город 19 сентября, а к концу месяца Ленинград был уже окружен. Немцы подошли так близко к городу, что обстреливали его из пушек. Стало совсем плохо: не привозили продуктов, не было воды. Ввели продуктовые карточки. И если раньше надеялись на Бадаевские склады, огромные, еще дореволюционные, то теперь не было ничего: немцы узнали про эти склады и разбомбили их. Текли реки жженого сахара. И люди, которые жили рядом со складами, черпали этот сахар ведрами и несли домой, чтобы спасти хоть что-нибудь. Вскоре сгорело и это.

В городе оставались военные части, и у них были свои продуктовые склады - военное командование приняло решение выдавать населению продукты. Иждивенцам выдавали 125 граммов хлеба в день - "125 блокадных грамм с огнем и кровью пополам", на 10 дней - 200 граммов крупы, 50 граммов жира, 50 граммов кавказских конфет. Но это еще нужно было получить. В очередях за продуктами стояли сутками. Умирали от голода прямо в этих очередях - сидит человек, вроде ждет своей очереди, а уже мертвый.

Зима 1941-1942 годов была самой трудной. Не было электричества. За водой ходили на Неву. Чтобы хоть немного согреться, жгли мебель. Но самым страшным был голод. Варили суп из ремней, из кожаных ботинок, из столярного клея. Большим счастьем было, если удавалось обменять у солдат на папиросы дуранду. Дурандой называли желто-зеленые прессованные плитки комбикорма для лошадей. От плиток отрывали кусочки, клали в воду и густо посыпали солью и перцем - возникала иллюзия, что это все-таки еда. Но от соли очень хотелось пить - и пили воду - создавалось ощущение полноты в желудке.

В конце ноября Лена вместе с подругой пошла в военкомат, и на этот раз им не отказали. Их взяли сандружинницами, и Лена попала в госпиталь в Кронштадт. Там ей выдали 200 граммов хлеба и какую-то жидкую похлебку. Съела немного, и ей стало плохо - настолько ее желудок отвык от пищи. Десять дней она болела, потом поправилась, но еще два месяца не могла подняться не второй этаж - ноги просто не держали.

А потом Лена попала в другой госпиталь, уже в Ленинграде. Раненых было очень много. Это только в сводках сообщали, что на фронте нет существенных изменений, на самом деле бои шли всегда. Раненых бойцов привозили, а восполнять эти потери было некому. Водителей переучивали на танкистов за одну неделю, а для обслуживания военных частей, для госпиталей тоже нужны были водители. Многие девушки, и Лена в том числе, откликнувшись на призыв освоить автодело, экстерном сдали на права и стали водителями. Так, на газогенераторной полуторке ГАЗ-42, которую в народе прозвали "самоваром" за то, что машина работала на дровах, а не на бензине, она проехала всю эту страшную войну, доехала до самого Берлина, до победы. Но это было потом…

А пока шли тяжелые бои, раненых привозили по две тысячи в день, и нужны были и чистое белье, и вода, и еда. И поэтому каждый день, с самого утра, Лене нужно было вставать, куда-то ехать, что-то везти. Воду в госпиталь привозили с Невы. Солдаты ездили туда и выпиливали блоки льда. А мороз в то время был градусов сорок. Потом привозили эти блоки на грузовике в город и растапливали.

Лене, как военной сандружиннице, выдавали ежедневно 150 г сухарей и какую-то жидкую похлебку. Варили хвою сосны - в зеленовато-бурой жидкости был витамин С. А потом где-то раздобыли рыбий жир, и каждое утро старшина в тарелки клал ложку рыбьего жира. Какой вкуснятиной это казалось Лене, ведь еще совсем недавно у нее не было и этого.
Вольнонаемным санитаркам было намного хуже - им выдавали паек, который нужно было разделить на 10 дней - а это было непросто. Они ходили пешком на то место, где раньше была овощная база, рядом с госпиталем, где еще до войны скидывали в яму гнилые фрукты. И вот сейчас они выгребали из ямы совершенно черную грязь - "фруктовый торф" - набирали ее в мешочки и шли обратно. И когда рядом проходил человек с таким мешком, вонь стояла невыносимая. А потом на буржуйках делали из этого месива лепешки и ели их. От лепешек раздувало живот - но людям это казалось вполне съедобным.

Каждый день люди умирали сотнями. Мертвые лежали прямо на улицах. Все девушки, кто еще мог ходить, шли в МПВО или в армию. Бойцы МПВО ходили по квартирам, выносили трупы, грузили их на лошадей и вывозили на кладбище.
- Меня часто спрашивают, страшно ли было во время войны, когда город постоянно обстреливали, - рассказывает Елена Николаевна. - Нет, умереть мы уже не боялись. Нас не пугала смерть от пули. Мы просто не думали об этом. Хотелось только есть, потому что страшнее голода не было ничего. Никаких мыслей, кроме мыслей о еде, не было.
- Вот сейчас, - продолжает Елена Николаевна, - я выхожу на Невский, вижу сверкание огней, огромную широкую улицу. Трудно представить, что во время войны была всего лишь одна колея, по которой могла пройти только одна машина, а по бокам стояли сугробы выше человеческого роста, облитые помоями, потому что выливали все прямо из окон - изможденные голодом люди боялись выходить на улицу - у них могло не хватить сил вернуться обратно.

Но город все равно жил своей жизнью. Несмотря ни на что, была самодеятельность. В госпитале, где работала Лена, и пели, и танцевали. Устраивали раненым такие небольшие концерты. Даже в другие госпитали ездили со своей программой. В помещении Пушкинского театра работал театр оперетты. В 1943 году в филармонии под управлением дирижера Элиссберга была исполнена седьмая симфония Шостаковича, которая теперь называется Ленинградской. В 1943 году проводились детские конкурсы по математике, по биологии, по физике и химии - такова было воля к жизни голодных, измученных, отрезанных от всего мира людей. Они были уверены, что им поможет страна.
- И даже в те годы никто не сомневался в победе, потому что все очень любили свою Родину, и никому, никогда и ни за что ее бы не отдали, - говорит Елена Николаевна.

Осенью 41-го, как только замерзло Ладожское озеро, установили "дорогу жизни". Сначала по ней пустили лошадей, потому что лошади не такие тяжелые, а потом уже поехали и грузовики. На них вывозили маленьких детей, а в Ленинград - под непрекращающимся немецким огнем - привозили продукты. Вскоре в самом узком месте Невы прямо по льду проложили железную дорогу и уже по железной дороге привозили продукты. Немцы бомбили, обстреливали эту дорогу и днем, и ночью, но ее каждый раз восстанавливали. Становилось больше хлеба, продуктов, легче стало жить.
Первый трамвай пошел в Ленинграде 15 апреля 1942 года. Елена Николаевна очень хорошо помнит этот замечательный солнечный день. Люди стояли на остановках и ждали трамвай, а пока ждали, отворачивали воротнички и давили вшей. Ленинградцы многие месяцы совсем не мылись - воды не было. Поэтому вши были везде. Когда бойцов привозили в госпиталь, их, конечно, обмывали, но не было возможности помыться под душем или хотя бы в тазике. А тяжелые больные "оседали" здесь надолго, они лежали на вытяжке, все в гипсе, а в гипсе заводились вши и черви. Все это страшно чесалось, а чесать было нельзя.

С наступлением весны в городе очень боялись эпидемии. Поэтому, когда пришла весна, все, кто еще мог двигаться, брали лопаты, веники и очищали город. К счастью, эта беда миновала.
Привезли семена, и люди сразу начали сажать овощи. Не осталось в Ленинграде не одного сквера, который бы не переделали в огород. Уже росла какая-то трава, а из лебеды можно было сварить похлебку. Голодный ужас зимы 1941-1942 начал отступать. Понемногу привозили продукты, начали прилетать самолеты. А потом уже овощи выросли, и стало намного легче. Не занятым немцами оказался Всеволодский район под Ленинградом, и Лена ездила туда вместе с подругами заготавливать для госпиталя дрова, грибы и ягоды для раненых.

Когда 27 января 44-го прорвали блокаду, фронт стал быстро перемещаться на запад, и госпиталь, где работала Лена, поехал вслед за фронтом. Через Польшу, в Германию…
Увидев хрупкую, невысокую девушку за рулем грузовика, раненые сначала смотрели недоверчиво: "Я с девочкой не поеду, она еще маленькая". А потом ничего, привыкли. Да и она привыкла, наловчилась ездить по раз-битым военным дорогам не хуже любого мужчины.
- Вот как-то ехали мы с поляком, - с гордостью рассказывает Елена Николаевна, - а в одном месте дорога была разбита. И я, не долго думая, свернула с дороги и поехала по полю. Так поляк на меня глаза вытаращил - как это так, ездить не по дороге?!

Потом была Германия. Раненых было очень много, и самыми страшными Лене казались черепные травмы. Потому что сегодня солдат смеется, разговаривает, а завтра все, уже умер. "И было очень жалко - ведь молодые ребята еще были, и никогда нельзя было сказать наверняка, выживет он или нет", - признается Елена Николаевна.

А победа была близка. И теперь уже очень хотелось жить. Победу она тоже встретила в Германии. Ночью с 8 на 9 мая, когда заключили договор, началась стрельба. Сначала все испугались, думали, что, может быть, это немецкий десант, но оказалось, что так начали праздновать победу.
После победы бойцы ездили "на экскурсию" в Берлин. Оставили свои имена на здании Рейхстага. Когда приехали, стены Рейхстага были исписаны выше уровня человеческого роста, и Лена писала, стоя на плечах одного из бойцов - даже имя его она запомнила - Петя Левкин.

А еще Елена Николаевна помнит кабинет Гитлера - большой письменный стол и огромный глобус, разрубленный на две части советским штыком. От "великой" мечты Фюрера остался только черный зигзагообразный разлом на макете земного шара. И зеленый кафель на стенах ванной комнаты… Такое не забудешь.

10 класс Елена Николаевна все-таки окончила. Экстерном. После войны. Затем окончила физический факультет и аспирантуру Ленинградского университета и работала старшим научным сотрудником в Главной геофизической обсерватории, но никогда не переставала учиться. Помимо немецкого языка, который выучила еще во время войны, она свободно владеет английским и французским. А в 59 лет начала учить японский. Несмотря на свой возраст, она не теряет вкуса к жизни и продолжает идти по ней с высоко поднятой головой, словно перенесенные в юности тяжелые испытания помогли ей научиться радоваться каждому дню.
Со спокойной и ироничной мудростью рассказывает она о том, как англичане жаловались ей на трудности времен Второй мировой: "У нас в Англии во время войны тоже было тяжело, приходилось за бананами в очереди стоять…" И так же грустно-иронично говорит о том, как современные средства массой информации искажают факты Великой Отечественной войны…

Анастасия Тихомирова,
Лицей № 10

Вернуться к жанру портретной зарисовки